В тот год всё зацвело как-то разом, мгновенно. Такая, знаете, аллергия души. Мириады благоуханных пылинок после майского дождя.
Потом эти бураны из тополиного пуха. В тот первый летний день мы прощались с великим поэтом. Начиналась гроза: она, как и всегда, довершала всё, что нужно было довершить. Но такого рода осадки никогда не бывают продолжительными, да?
Холодный июнь. Затем тот вечный зной, как вата, и наш зачарованный призрачный центр мира, раскалённый, весь герметичный, весь в дыму. И ветер, обжигающий настолько, что совершенно невозможно было мыслить логически! Но, внезапно – жар всё ещё запредельный – пришло хладнокровие, пришло осознание: помнишь, тот буйный разлив нашего январского солнца? Теперь нам с тобой ничего не страшно. Этот ключ мы подобрали идеально.
Между тем, сгорело все – мы дотушили только головешки. Везде и всюду - и прах, и пепел...
Тогда песен не было, и мы любовались звёздами и другими планетами.
Я не хочу говорить о том, через что мы прошли: от этого боль опять возвращается. Свойства человеческой памяти удивительны...
Однако, пустыня на пепелище мира не стала нашим последним испытанием в ту пору. Я помню, мы обсуждали это прежде: зачастую выход из аномалии непредсказуем.
Совсем скоро всё, что недогарело, обледенело намертво. Очередная угроза как суперпозиция необходимости прояснила разум людей и ожесточила их сердца. Студёная информация по ледяным проводам, хрустальный город, стеклянный лес, и все машины колом. Всё стало необычайно хрупким, таким ненадёжным: достаточно было лёгкого ветерка, и всё обледеневшее трещало и рассыпалось вдребезги.
Да, тот ледяной дождь, пожалуй, и стал последней кристаллокаплей.
Ведь тогда казалось, что даже сами умы людей уже холоднее льда... но, внезапно, без предупреждений, и, как всегда, без каких-либо особых на то причин, долгожданным огонём – эти твои слова: "Бедные деревья!"
Да, этот ключ мы подобрали идеально.
Александр Veloond Кузнецов
